Из письма:
«В этом году мне исполнится девяносто три года. Я знаю, сколько мне еще жить: шесть лет, шесть месяцев и столько же часов. Меня заговорила одна колдунья, у которой я когда-то был на постое. Она мне говорила, что в своей жизни она никого не любила, кроме меня, и, видно, сделала так, что и я ее тогда полюбил. За три дня до своей смерти она мне сказала, что как только я ее схороню, так тут же ее разлюблю. Это она так сделала, чтобы я после ее кончины освободился от своей любви к ней и мог кого-нибудь снова полюбить. Так все потом и случилось. Схоронил ее и пошел от могилы так спокойно, что даже сам подивился. Нигде у меня не болело: ни в сердце, ни в голове, будто я ее и не знал. А ведь она и я как два голубя жили. Я, Наталья Ивановна, видел, как она в кошку обращалась: два-три слова шепнет – и ее нет. А вместо нее черная кошка сидит на кровати, шерсть блестит и глаза сверкают. Показывала она мне много разных чудес, но про то мне нельзя говорить никому, иначе эта сила меня задавит, об этом она меня предупреждала. Водила она меня во снах по тому свету, и я видел всех, кто из моих родных умер. Была у меня после нее еще одна жена, да только она была совсем иная. Скучно было мне с ней, и вот однажды я решился на то, о чем мы с моей умершей женой при жизни говорили. Сказывала она мне тогда: „Если когда сильно захочешь меня повидать, приди ко мне на могилу и покличь меня“. И научила она меня, что я должен буду при этом сказать. Со дня ее успения в то время прошло семь лет, и вот я как-то проснулся среди ночи, и так мне захотелось ее голосок услыхать, что, не дождавшись утра, отправился я на ее могилу. Дорожка известная, вот я и пришел быстро. Стал я ее звать так, как она учила, и когда в третий раз повторил, гляжу, а она с левого плеча от меня стоит. Смотрит на меня, и ее взгляд, как рука по моему лицу, ходит, ласкает.
А потом меня будто кто вокруг себя развернул, и я пошел прочь. Иду, а она след в след идет, так шла со мной до самой погостной калитки. Ни я ей, ни она ни единого слова вслух не сказали, а было ощущение, будто мы с ней вслух говорили. Больше я ее уже никогда не вызывал. Про Вас я узнал по книгам и решил Вам все описать. Иногда мне кажется, что это было все не со мной…»
Вместо слова «превратиться» прежде говорили «окинуться». Далеко не всем это удавалось, а лишь только тем, кто в шабашную ночь задом наперед проходил меж тринадцати ножей, да так, чтоб ни одного ножа не коснуться. Затем читалось специальное, сотворное, заклинание, и нужно было голышом пролезть через шкуру убитого животного с закрытыми глазами и опять же задом наперед. После этого читалось посвящение с конца (задом наперед) и тут же выпивалось колдовское зелье из семидесяти семи трав. Принять вид иной можно только в полнолуние, встав так, чтоб ваша тень была очень длинной и впереди вас, сказав: «Людом пошла – кошкой пришла!» или «Людом шла – колесом пришла!» и т. д. Но в этом деле есть большой риск, и очень многие ведьмаки впоследствии погибали или становились калеками. Наверняка многие из вас не раз слышали от своих бабок истории, в которых говорилось, например, о бабе, которая окинулась в свинью, а свинья эта бросилась на ребят и девчат, чтобы их попугать, а один удалец изловчился да и стукнул эту свинью по голове. Вместо свиньи на утро, на том месте, лежала убитая соседка, бабка колдунья. Слыхали вы наверняка и про колесо, которое само по себе катилось по дороге. Николай Гоголь написал рассказ о мачехе, которая окидывалась в черную кошку и пугала свою падчерицу. А когда эту кошку девушка стукнула по лапе, то утром мачеха ее явилась с перевязанной рукой.
(ц) Наталья Степанова
|